У каждого из нас бывают хорошие дни, случаются и плохие. А иногда в один день может полностью поменяться жизнь. Почитай рассказы этих людей — возможно, когда-нибудь и ты попадешь в одну из таких историй.

Британский военнослужащий К. Р. укрылся от налета под солнцем.

Это произошло в Ираке весной 2004 года. Мне исполнилось 26. Мой полугодовой срок службы офицером разведки в главном порту страны — Басре — подходил к концу. Уже было известно, кто меня заменит, поэтому я совсем расслабился и забыл, что нахожусь на войне. Даже не знаю, что меня в тот день заботило больше — как вернуться домой живым или как, наконец, склеить нашу медсестру-блондинку. И то и другое оказалось сложнее, чем я думал.

К тому моменту кампании мы переместились из штаб-квартиры партии арабского социалистического возрождения «Баас» в отель «Шат-аль-Араб».

Как-то утром я решил прогуляться по крыше отеля, послушать музыку в плеере и позагорать буквально полчасика. Снял майку, задрал трусы до узкой полоски на талии и включил любимый трек.

Помню, засыпал я под звуки Mirror in The Bathroom группы The Beat, а проснулся через два часа под аккомпанемент The Violent Femmes с задницей, красной как Марс. Зная, что по давнему армейскому закону за сгоревшую кожу на солнце, которое не пощадило почти все части тела, мне может здорово влететь, я решил незаметно ретироваться в свой номер. Спустился по пожарной лестнице до коридора на своем этаже.

На площадке я наткнулся на патруль в полной амуниции. Из-за моего не соответствующего обстановке вида в глазах солдат читалось гораздо меньше уважения к моему званию, чем обычно. Я спросил, чего они так нарядились.

«20 минут назад нас обстреляли из минометов, сэр», — выпалили бойцы. 20 минут назад! Из минометов! Обстреляли!

Я не смог сдержаться и заржал, представив, как моя голая красная задница светилась на солнце, когда вокруг падали мины.

Понимаю, что для нормального человека проспать обстрел — не самый лучший момент в жизни. Но у меня в этот день все сложилось крайне удачно: я назагорался на всю жизнь вперед так, что меня не тянет до сих пор, остался цел и все-таки подлечился у нашей медсестры-блондинки.

О чем еще может мечтать военнослужащий перед увольнением?

ДЕНЬ, КОГДА… Я СТАЛ САМЫМ СИЛЬНЫМ ШТАНГИСТОМ ПЛАНЕТЫ

Как Андрей Чемеркин за один день побил два мировых рекорда.

На Олимпиаде-96 в Атланте я не был в числе фаворитов. И уж тем более специально не шел на рекорд. В тот день, 30 июля 1996 года, у немца Рони Веллера и выступавшего за Австралию болгарина Стефана Ботева с самого начала имелось преимущество. Рывок, признаться, у меня всегда слабоват был. Я еще и весил тогда 165 кг, что давало фору моим более легким соперникам. Им было проще работать со штангой.

Соревнования в рывке я закончил на отметке 197,5 кг. Ботев с Веллером имели в активе по 200 кг.

Дальше — толчок. Во второй попытке у меня с болгарином-австралийцем — по 250 кг, немец преодолевает 252,5.

Последняя попытка. Ботев идет на мировой рекорд, но 255 кг он уже не осилил.
Нас остается двое.

Веллер у снаряда. 255 кг. Толкает. Есть рекорд! Визжа от восторга, он запускает в зал штангетки и босиком убегает за кулисы. Самонадеянный такой парень. А самонадеянность обычно плохо кончается.

Заказываю 260 кг.

К такому весу я даже на тренировках не подходил — максимум брал 230. А тут Олимпиада. Да еще и моя дебютная. Зрители скандируют, мой тренер Владимир Книга орет, немец этот босой ходит радуется.

Стою настраиваюсь. Сильно домой захотелось. Надоела Америка. А тренер решил психологически надавить. Подходит ко мне, тихо говорит: «Если ты сейчас возьмешь вес, у тебя будет все: машина, квартира, дом. Ну и о славе подумай! Тебя узнает весь мир! А еще — дом, машина… наградят. Ну, ты понял!» Иду к штанге. Как на последнюю попытку в жизни.

В общем, не думал я тогда о жилплощади и почете. Дополнительные 10 кг — будто лишнюю сотню накинули. Тяжелая, зараза. Тренер, слышу, опять орет. Зрителей не слышу — затихли.

Рванул штангу — чувствую, поддалась. Подсел, решил до последнего тащить. Держу. Думаю, надо быстрее ее поднять и уже домой собираться. Сконцентрировался — вытолкнул. И подпрыгнул. Теперь уже просто от радости. Победа! Итог: 260 кг в толчке и 457,5 кг в сумме — это два новых мировых рекорда. И мое олимпийское золото.

Не обманул тренер. Все у меня сразу появилось: дом в родном Солнечнодольске, деньги, часть которых я потратил на новый «мерседес», орден Мужества. Но разве я за деньги старался?

Можно сказать, Веллер сделал мою победу — заставил опережать и его, и себя. Очень он меня разозлил. И отлично мотивировал: не хотелось проигрывать немцу. Думаю, понятно почему.

ДРУГАЯ СТОРОНА МЕДАЛИ

В 2000 году на Олимпиаде в Сиднее Чемеркин остался без наград. Но в итоге заочно получил бронзу после того, как выяснилось, что армянский спортсмен Ашот Даниелян обошел его благодаря допингу.

Английский журналист Рафаэль Роу отсидел в тюрьме по ложному обвинению, но смог вернуться в жизнь.

В 5 часов утра 19 декабря 1988 года я проснулся от громкого бубнежа у двери моего дома. Вышел из спальни, на ходу натягивая трусы и майку. Навстречу по лестнице поднимались мужчины в масках, тыча в меня пистолетами.

Через мгновение я уже сидел в полицейском микроавтобусе.

Мне было 19 лет. Арестован за убийство и ограбление. Суд вынес приговор — пожизненное заключение. Такое же наказание получили двое других ребят, проходившие по делу вместе со мной. Судья сказал, что реально я отсижу порядка 54 лет. Подбодрил.

Самое смешное и страшное в этой ситуации, что я был невиновен. Я ничего не крал и никого не убивал. Меня арестовали, обвинили и посадили по ошибке.

Я провел в тюрьме 12 лет. 17 июля 2000 года меня отпустили по решению апелляционного суда, принявшего во внимание мои показания и показания тех, кто сидел со мной на одной скамье подсудимых. На тот момент мне было 32 года.

В тюрьме пришлось туго. Это жестокий мир, который наносит физические травмы и психологические увечья. Больнее всего было то, что из моей жизни выпал целый период — когда подросток становится мужчиной. У меня никогда не было серьезных отношений, и я был уверен, что не смогу впустить кого-либо в свою жизнь.

До того как меня арестовали, я общался с девушкой по имени Нэнси. Тогда ей было 16 лет. Она находилась рядом со мной во время суда и навещала некоторое время после, но потом пошла своей дорогой.

Я помнил о ней все время, пока был в тюрьме. Через месяц после освобождения связался с ней, чтобы сказать «спасибо» за поддержку и веру в меня. Во время нашей встречи я попросил ее номер телефона, но она его не дала, хотя и записала мой. Мы расстались. Я не был уверен, что увижу или услышу ее еще хоть раз.

Через какое-то время зазвонил мой мобильный. Интересная штука, кстати. Я к нему долго привыкал, ведь, когда меня посадили, таких устройств вообще не существовало. В общем, смог ответить только на второй звонок. Это была Нэнси. Теперь я знал ее номер.

В тот день я почувствовал себя самым счастливым в мире — впервые за долгие годы. Сейчас у нас с Нэнси уже двое детей.

НЕ СУДИМ БУДЕШЬ

Житель Альметьевска Евгений Веденин, ложно осужденный на 15 лет колонии за убийство, был первым, кто взыскал с государства по решению суда денежную компенсацию в 1 млн руб., выйдя на свободу после четырех лет заключения в 2005 году.

Участник поискового отряда «Лиза Алерт» Михаил Маглов — о том, как нашел пятилетнюю Дашу Сотникову, потерявшуюся в лесу.

Вечером 12 августа в отряд пришла информация о том, что в деревне Ельне под Смоленском потерялась девочка. В «Лизу Алерт» входят кинологи, водолазы, воздухоплаватели и обычные люди без специальной подготовки — это добровольная организация для поиска пропавших детей. Тут как раз такой случай.

Полночь. Едем в Ельню. Там старшая сестра Даши в слезах рассказывала историю о том, что девочку еще утром оставили одну возле дома всего на пять минут, а теперь не могут найти уже много часов.

Днем до нас две сотни солдат безрезультатно прочесали всю округу. Искали в лесу и в огромном поле у деревни. Там трава выше взрослого человека, кого-то увидеть в ней невозможно даже с воздуха.

Четыре утра. Все в сборе: поисковики из «Лизы Алерт», МЧС, местные добровольцы, всего человек 60. Мы разделились на отряды по 6-8 человек. Сначала обыскали деревню — ребенок мог упасть в колодец или заночевать в заброшенном здании. Ничего.

Семь утра. Рассвело. Мы двинулись в сторону леса по тому самому непроходимому полю. Прошли пару километров, потом еще где-то полтора продирались через заросли в лесу.
Полдевятого утра. Даша лежала возле ручья в лесу, просто спала. Промокла только. И замерзла — ночью было максимум +6. Влажную одежду сняла и разложила, чтобы просушить. Моя усталость моментально исчезла — я готов был пробежать с ней на руках через весь лес.

Пока нес Дашу к поляне, она мне рассказывала, что любит рисовать, печенье с вареньем и фотографироваться в красивых платьях. По-моему, она так и не поняла, что ей грозила опасность. Дашка всего лишь хотела показать взрослым свой рисунок, почему-то подумав, что они где-то в лесу. Никого так и не обнаружив, она решила позагорать на поляне перед лесом, а потом продолжить поиски. Ну и заблудилась.

На вездеходе мы отвезли девочку в дом. Врачи констатировали переохлаждение, но забирать в больницу не стали.

Я присоединился к отряду «Лиза Алерт» этой весной. Моя подруга уже давно им помогает, много рассказывала о своей деятельности, и я втянулся. Перед тем как пропала Даша, я в составе отряда участвовал лишь в одном поиске. Примерно в том же районе. Тогда спасти потерявшуюся девочку не удалось. Как потом выяснилось, на второй день своих блужданий по лесу она упала в реку и утонула. Так что главное — вовремя узнать о пропаже ребенка и очень быстро начать поиски.

БЮРО НАХОДЧИВЫХ

По данным уполномоченного при президенте РФ по правам ребенка Павла Астахова, в России теряются 53 000-55 000 детей в год. Результаты совместной работы членов поисково-спасательного отряда «Лиза Алерт» и профильных ведомств — на сайте lizaalert.org.

Игрок английской футбольной Премьер-лиги Джейсон Канди все-таки смог побороться за Кубок Англии.

Момент, когда тебе объявляют диагноз «рак», остается в памяти навсегда. В моем случае это произошло в феврале 1997 года, в то время я играл за Ipswich. Жизнь была прекрасна. Мне было 27 лет. Меньше года назад у меня появилась жена, мой клуб имел хорошие шансы продвинуться в турнирной сетке Кубка Англии, сам я находился на пике физической формы.

И вот однажды, в душе, я обратил внимание, что яичко изменило форму и размер. Оно было гораздо крупнее, тверже и тяжелее другого. Вряд ли меня ждали хорошие новости. Я пошел к врачу.

Когда доктор сказал нам, что это все-таки рак, моя жена Лиззи заплакала. Она представила себе перспективу прожить в одиночестве до конца жизни.

Рак гораздо страшнее для близких, которые находятся рядом с больным. На самом деле ты все полностью контролируешь и понимаешь. У других нет ни малейшего представления о том, что ты чувствуешь, поэтому они за тебя боятся. Моя мама все время говорила, что спокойна только тогда, когда находится рядом и может видеть, что я справляюсь.
Диагноз стал ясен в понедельник, а уже во вторник мне удалили яичко. Потом еще 10 дней я ждал результатов последующих анализов.

День, в который врачи мне сообщили, что метастазы не распространяются по организму и болезнь поддается лечению, пожалуй, был самым лучшим в моей жизни. Я осознал, что у меня все еще есть будущее. Можно сказать, мне повезло — рак был первой степени. На третьей он бы уже расползся по всему телу, и это бы меня попросту убило. Курс химиотерапии дался тяжело — я был на ногах, но постоянно чувствовал тошноту и сонливость. И так восемь месяцев, пока не достиг прежней формы.

Я вполне успешно выступил в конце следующего сезона за Ipswich, мы играли на Кубок Англии, правда, в одном из этапов Charlton нас обыграл. Но это уже было не так важно. Уйти из спорта мне пришлось в 29 лет из-за травмы колена. Это распространенная болячка среди футболистов.

И да, я все еще жив. А жена по-прежнему со мной. Ради этого и стоит бороться.

ПРОГНОЗ ДИАГНОЗА

Согласно данным британской организации Everyman, при диагностировании рака яичек на ранней стадии он поддается лечению в 99% случаев.

Английский сценарист и актер Джеймс Корден — о том, как важно для мальчика быть рядом с отцом.

Чтобы рассказать о лучшем дне в моей жизни, я должен начать с одного из худших. Это было в 1991 году, мне исполнилось 11 лет. Я шел по улице из школы, слушал плеер. На треке Mr. Wendal группы Arrested Development рядом со мной остановилась машина — отец предложил подбросить домой.

Вечером папа позвал меня, двух моих сестер и маму в гостиную и объявил, что его отправляют на войну в Персидском заливе. Мама заплакала. Отец ее успокаивал и говорил, что будет служить санитаром в Бахрейне. Но от этого никому легче не стало. Я выбежал из комнаты. Так началась моя война.

Пока отца не было, я не находил себе места, не знал, как отвлечься от угнетающих и пугающих мыслей. Начал прогуливать школу. Отец иногда звонил, но я не мог с ним разговаривать — сразу начинал рыдать. Помню, как-то за завтраком услышал по телевизору, что над базой в Бахрейне, где служил отец, перехватили ракету «Скад». Потом весь день чувствовал себя отвратительно. По сути, все время без отца было отвратительным. Но оно все-таки закончилось.

Мой самый лучший день в жизни — это тот, в который нам сообщили, что отец возвращается. Это был чудесный день. Праздничный.

Спустя три дня мы ехали забирать отца на авиабазу Аксбридж под Лондоном. Там уже была толпа встречающих и неразбериха. Кто-то пытался организовать какое-то подобие буфета, помню, что вокруг было полно пиал с чипсами. Наконец, автобус подвез прибывших к зданию. Двери открылись: отец вышел первым. Он сказал: «Привет, сынок!», и я побежал к нему. Помню, обнял его очень крепко. Он пах, как пахнет внутри сумки, с которой ходили на пляж. Подошли мои мама и сестры, но я долго не давал им обнять отца.

Не знаю точно, почему эта история оставила такой след в моей жизни. Может быть, как раз к этому возрасту мальчик начинает особо ценить общение с отцом, а мама отходит на второй план. С тех пор в моей жизни было много всего, но я до сих пор помню, как отец прижимал всех нас к себе и все время улыбался. Война кончилась. Мы победили.

НЕБОЕВЫЕ ПОТЕРИ

Операция «Буря в пустыне» в Персидском заливе проходила с 17 января по 24 февраля 1991 года. По официальным данным, 12 из 24 погибших в этой операции британцев стали жертвами «дружественного огня».

Бывший игрок британской сборной по регби Фил Грининг объясняет, почему самые трудные решения могут изменить жизнь.

Я рос в Глочестере. Моя школа была таким местом, куда определяют ребят, если их выгнали из другой школы. Вот с ними-то я и водил компанию. Одного звали Жермен (Жа), и мы стали лучшими друзьями. Мы крали, дрались. Мы были повсюду и фактически контролировали район.

Когда мне исполнилось 15, отец одного из наших друзей пригласил нас поиграть в регби. Мы думали, что сейчас круто всем покажем, а он думал, что нас надо как-то спасать от влияния улицы. Мне ужасно понравилось, и я продолжил заниматься в секции, хотя с компанией не порывал. В один прекрасный день меня пригласили выступить за команду графства. В тот же день Жа арестовали за нанесение тяжких телесных повреждений какому-то подростку. И я понял, что мне нужно сделать выбор между друзьями и спортом.

Я подписал контракт с клубом «Глочестер». Мы с Жа иногда перезванивались, а на своей дебютной игре я заметил всю банду на трибунах. Через три года меня включили в сборную Англии. А в тот день, который стал самым лучшим в моей жизни — когда я выиграл первый матч за сборную, — я нашел в комнате письмо. В нем мне желали счастья и сообщали, что я принял лучшее решение в своей жизни. Письмо было от Жа на бумаге с печатью HMP — «Тюрьмы Ее Королевского Величества».

В тот день меня переполняли гордость, страх, возбуждение, веселье, сомнения — в общем, все, что может чувствовать человек. Я выходил с поля стадиона Твикенхэм под рев 75 000 болельщиков — и не знал, что рев может быть столь оглушающим, ничего подобного раньше не слышал. Я пел национальный гимн, а по лицу текли слезы.
Правда хорошо, что я остался в той спортивной секции?

СИДЯЩАЯ НАЦИЯ

В британских тюрьмах сидят 82 319 человек. Англичане считают это рекордом, но сравни с российскими показателями — 800 000 осужденных