- Как личную трагедию. Очень печально. То, как они расправились с ним – просто ужасно. Страшно стало за человечество, когда уровень людей, руководителей стран упал до того, что весь мир наблюдал, как идет смертельная охота за человеком без суда и следствия. И затем, когда западная демократия показала, как на глазах у миллионов разорвали человека.
Многие этому радуются и говорят, что это хорошие новости, что это начало демократии. Как буддист я против насилия, против насильственной смерти. Меня ужаснуло, до какого низкого уровня упала в своем сознании западная демократия, человечество, моральные ценности, моральные качества людей. Если раньше как-то свергали различных президентов, королей, и делали это как-то тихо, по-культурному. То здесь на протяжении 6 месяцев весь мир наблюдал, как бомбами уничтожают ливийский народ, как охотятся за человеком, которого суд не признал виновным. И когда спецназовцы отдали на растерзание раненого Каддафи. Вот это меня покоробило.
Это же всем понятно, что его загнали, как кабана, спецназовцы, а потом, раненного отдали на растерзанием местным повстанцам. Когда он израненный был, пригласили для съемок этих повстанцев, бросили им, а сами со стороны снимали. Там же воевали не повстанцы эти в кедах, тапочках, там же воевал спецназ Франции, Англии, Америки. И они же его окружили, ранили, а потом отдали на растерзание… Грязная получилась история. В конце концов, судили бы.
А не глумились вот так…
Мне очень горько, что это все произошло. Я дружил с Муаммаром с 1991-го года. Бывал у него в гостях. У себя дома он меня принимал. Вывозил меня в пустыню, где сам жарил для нас верблюжье мясо. Про себя говорил: “Я бедуин”. Он был очень прост в общении с людьми, в повседневной жизни. Со всеми запросто общался. Был очень сентиментален. И даже раним, как любой романтик. Я ему предлагал написать мемуары. Может, что-то он и успел написал, надо его сына спросить…
Как человек, он очень приятный был. Не знаю, почему западная пресса называет его тираном. Я много раз был в Ливии, не видел, чтобы, как в Китае, например, на стадионах расстреливали людей, вешали людей. Все было нормально. По крайней мере, шахматисты там нормально жили. Я в Москве боюсь на улицы выходить – скинхеды бегают и т.д. Там можно было спокойно гулять по улицам. 800 долларов на человека – самый высокий социальный уровень был, очень хорошее, качественное медицинское обслуживание, медицинское образование, просто образование. Все условия были…
Каддафи был романтиком. Много стихов писал. Был начитанным. Мечтал о равенстве. Он мне показывал стихи, книгу подарил – «Зеленая книга». В «Зеленой книге» он пишет о создании равного социального государства (в принципе Ливия такая и была). Он больше рассуждал о будущем. Мы один раз беседовали, когда я к нему приехал из Тибета, от Далай-ламы. И мы беседовали о буддизме, о реинкарнации души. Он верил в реинкарнацию. Был начитанным.
- То есть он был верующим?
– Он был не столько верующим в ислам или в какую-то религию. Он верил в абсолют, в космос. Такой был человек, я бы сказал, увлекающийся. Как бы он в своей парадигме жил. Чтобы он лично убивал людей или давал приказы… Сейчас можно много чего написать. Но не было ни одного доказательства!
Не исключаю, что через некоторое время его сделают полусвятым. Это будет знамя, как в свое время Че Гевара. И жизнь его, и смерть чем-то напоминает Че Гевару. Это, наверное, последний романтик ушедшего ХХ и начала XXI века.
- О чем вы с ним беседовали?
– Я много общался с ним – разговаривали, в основном, о политике, о шахматах. Он обожал играть в шахматы, был заядлым шахматистом, но все-таки любителем. Искренне расстраивался, когда мне проигрывал… Так вот никогда за все эти годы нашего с ним общения я не заметил каких-то кровожадных настроений с его стороны по отношению к кому-либо.
Каких-то грубых, экстремистских высказываний. Не слышал, чтобы он хотя бы раз голос повысил. Всегда спокойный, выдержанный.
Умел держать себя в руках, не давая волю эмоциям. Когда бомбежки начались – даже тогда он был внешне очень спокоен. Никогда не паниковал. Всегда знал, что нужно делать… Он говорил, что нельзя убивать безоружных людей.
Да что там: даже охотников осуждал – жалея животных. И уж точно – он не желал кровопролития. Он искренне верил, что может сделать мир лучше! Он верил, что эта ситуация как-то разрешится миром… Он гордился, что в его родной стране люди живут не бедно. И свое предназначение особое он тоже понимал. Ему хотелось лучшего для своего народа. И он понимал, что именно нефть его страны привлекает Запад. И в разговоре со мной пояснял, мол, именно нефть хотят взять в свои руки западные страны. Говорил, что идет новый передел мира, колонизация…
12 июня этого года, когда мы с ним встречались, играли в шахматы, потом обсуждали сложившуюся ситуацию, он был очень спокоен, сказал: “Да, мне предлагают убежать, политическое убежище некоторые страны предлагают. Убегать я не буду. Но западные страны меня не слышат”. Он сказал, что его возмущает позиция НАТО.
Он сделал заявление, что он готов сесть за стол переговоров с западными странами, узнать, сколько им нефти нужно и газа, второе – объявить выборы прямые в парламент, провести референдум, какую республику народ хочет – парламентскую, президентскую, – выбрать на выборах президента страны. Он сказал, что не является ни президентом, ни министром, не подписывает ни один документ, просто является лидером. Он через меня передал послание. Я передал его послание всем главам Североатлантического блока. Он сказал: “Давайте прекратим бомбежки, потому что в результате ковровых бомбардировок там сотни людей погибали”. Я когда 12-13 июня там был, там как раз бомба попала в госпиталь. И он призывал: “Давайте сядем за стол переговоров и выясним, что нужно!”.
И второе. Он очень был огорчен, что западные страны его обманули. В 2003 году он послушался западных стран, остановил все военные программы, программу с Северной Кореей по производству атомного оружия. И он сказал, что Запад показывает очень плохой пример, нападая на слабых, тем самым Запад начинает новый виток гонки вооружений.
Но в этом убедился я сам, посещая страны Азии, Африки, Европы, что на примере Каддафи все видят, что нужно вооружаться, что сейчас прав тот, у кого большая дубинка. То есть Каддафи сказал, что резолюция 1973, которую в апреле Совет Безопасности ООН принял, полностью нарушена западными странами. Что резолюция 1973 объявляла бесполетную зону, но не давала права бомбить, не давала права поставлять оружие. В этом сам Саркози признался, когда они за руку были пойманы, когда легкие танки, ракеты передавали, автоматы.
Каддафи жалел, о чем мне говорил, что прекратил гонку вооружения. Он мне говорил тогда, мол, было бы в его стране ядерное оружие, то на них бы не напали третьи силы.. И советовал извлечь из этого урок России. Россию он очень любил. Спрашивал у меня про Горбачева, про жизнь в России… Вспоминал Советский Союз, 86-й год, Горбачева. Когда американцы бомбили Триполи, погибла когда его 4-летняя приемная дочка, Советский Союз послал корабль, туда зашел эсминец в порт Триполи, моряки вышли на берег. И американцы прекратили бомбить…
В 2004 году, кажется, я вместе с ним обедал. Он пригласил меня в дом, который был разбомблен 1 июня. Он уехал оттуда в 20.00, а через 10 минут три бомбы туда попали. И там погиб сын 29-летний, два внука, внучка, повар и соседние дома, там человек 20 погибло – глубокая воронка такая была. А его семью я хорошо знал…
- Когда в последний раз вы с ним говорили?
– В конце августа я с ним разговаривал. Муаммар сказал, что хотел бы через меня поблагодарить всех честных людей на планете, которые поддерживают борьбу ливийского народа против оккупантов из стран НАТО. Второе. Что бороться будет здесь до конца, до последней капли крови, он убегать из страны не собирается. Останется в стране, где он потерял свою приемную дочь, 29-летнего сына, двух внуков и 4-месячную внучку, будет сражаться до конца с оккупантами. Он, хоть и был полковником, а называл себя солдатом. И сказал: “Солдаты не бегут!”. Он никуда не убежал. Он умер, как солдат, как настоящий полковник. Это мое мнение.
- А он боялся смерти?
– Нет, ничуть! Он же верил в реинкарнацию.
- А понимал, что очень скоро может умереть, или грел надежду?
– Сначала он надеялся на лучший исход. И во время моего визита к нему говорил о том, что верит в лучшее. Что как-то решится проблема цивилизованно. А последний раз я с ним по телефону в конце августа разговаривал, у него голос был твердый, но, мне показалось, обреченный. Я почувствовал обреченные нотки в его голосе. Он понял, что мир сошел с ума!
- Вы оставили о нем теплые воспоминания?
– Безусловно! Мне он нравился по-человечески. Каддафи производил благоприятное впечатление на всех, кто с ним сталкивался. Буквально на всех! Те люди, с кем он общался, действительно проникались уважением. Со мной были иностранцы, из Греции вице-президент ФИДЕ Георгис Макропулос, Варенсе Компаманос из Филиппин, кто с ним общался, видел его, они были довольны.
Не случайно Берлускони руки ему целовал, Саркози лобызал его. У нас в Кремле он палатку в саду поставил. Меня удивляет, западные страны с ним обнимались, деньги брали, подписывали соглашения (Саркози, кажется, на 6 миллиардов подписал), англичане с ним подписали соглашение, его военные учились в академии там. И вдруг он стал тираном каким-то, диктатором. А они же по протоколу его принимали, это государственные визиты были. Если бы он был тиран, тогда что они его принимали? Если я человека не уважаю, я не буду с ним здороваться даже.
– Много писали про его медсестер с Украины, которые от него забеременели. Он действительно был любвеобилен, имел много жен?
– Да вы в Москве оглянитесь – у мужчин куча жен, любовниц, женщин. Но я не замечал, чтобы Каддафи был каким-то озабоченным. И не видел, чтобы вокруг него девушки увивались, чтобы гарем был… Видел его жену, детей. С ними общался и все. О женщинах мы с ним не говорили… То, что у него получилось с медсестрами – ну, это их личные отношения, обоюдно… Каддафи -харизматичный мужчина…
…Сейчас для себя я вижу, что мне надо проявить больше внимание к его сыну. Дочка Каддафи подала в швейцарском суде на Саркози. Ее 4-месячная дочка за что погибла во время бомбардировок? А от всего, что сделали с Каддафи, у меня остался очень тяжелый осадок.
