Самые интересные нейропсихилогические заболевания. Некоторые шокируют, некоторые заставят посмеяться…

о человеке, который не управлял своим телом
Жил-был один почтальон, Дитер Вайзе. Жил он в 20-х годах, не горевал, почту разносил, а потом взял – и попал в психушку. С кем не бывает?
Разумеется, попал он туда не по своей воле. Он вообще мало что по своей воле делал – нет, не потому, что был работником младшего звена – а потому, что он никак вообще не мог управлять своим телом. Только дыханием и речью.
Как же он ходил, хватал и трахался? А все это делала его вторая личность – некий товарищ Питер, по сути – редкостная сволочь.
Пока Дитер рассказывал врачам, как тяжко ему живется; Питер мастурбировал перед медсестрами, бился головой о стену и кидался фекалиями во врача.
Полагаю, подобное соседство несколько усложняло жизнь Дитеру.
Но Дитер терпел. А вот Питер – нет. И в 1932 он утопил и себя (Питера), и бедолагу Дитера, в раковине с заткнутым сливным отверстием.
Его лечащий врач, доктор Штюбе, потом рассказывал:
“Это было, без сомнения, убийство. Страшно представить себе ощущения Дитера в тот момент, когда Питер, оккупировавший его тело, заставил Дитера нагнуться над ванной…”

о самом счастливом человеке на свете
Эта героиня нашего паноптикума жива. Ну, как сказать, жива…
Живет и сейчас некая Эдельфрида С. и она страдает (ну так сказать, страдает…) гебефренией. Она счастлива. Совсем счастлива. Абсолютно счастлива. Всегда.
– Брык – и откину копыта! – хохочет она.
– А Вас это разве не печалит?
– С чего бы? Пфффф! Какая разница мне – живая я или мертвая?
Ничто не может ее расстроить. Даже то, что она не понимает, кто она, ничего не помнит, и смутно понимает, где находится.
– Ав-ав! – тычет она булочкой в доктора.
– Это у вас собачка?
– Доктор, вы чего? Это же булочка! Вы путаете булочку с собачкой и еще при этом собираетесь меня лечить? Вот умора!

о человеке, не дружащем со словами
Мозг человеческий – такая странная штука…
Москвичу Антону Г. 33 года, и он пережил черепно-мозговую травму. Правда, обзавелся при этом афазией Вернике.
– Я бросил брыль, – рассказывает он об аварии, – завернул дрын. Ну такой, которым наподкрутят махину. Докор, давайте забодня перекатим. Калоша бучит. У лихого глаза. Между слез. Иподально.
Это не дефект речи, а нарушение ее понимания. Он говорит на “своем” русском, в котором слова и звуки перемешались, рассыпались по словарному запасу. Уловив знакомые созвучия, он понимает врачей.
К счастью, в отличии от предыдущих двух болезней, афазии в большинстве случае излечимы.